"Георгий Свиридов" (статья Бориса Чайковского)

Георгий Васильевич Свиридов рано нашел свой путь в искусстве. Романсы на пушкинские стихи он сочинил в 1935 году, когда ему не исполнилось еще двадцати лет. “Зимняя дорога”, “Роняет лес багряный свой убор”, “К няне”, “Предчувствие”, “Подъезжая под Ижоры” — эти романсы, уже тогда определившие многие характерные черты свиридовского мышления, полностью сохраняют и сейчас свою художественную ценность наравне с его более поздними произведениями.

С самого начала мир музыки, связанной со словом, с сюжетом, привлекал его страстно. Способствовало этому его настоящее и глубокое знание живописи, литературы и поэзии, истории, знание русского старинного искусства.

Он начинал работать в области вокальной музыки в то время, когда интерес к этому жанру несколько снизился, а связи с классикой были в какой-то степени ослаблены. Свиридов вернул камерно-вокальной лирике ее крепкие преемственные связи с русской классической музыкой. Позднее он дал своим творчеством новое дыхание и жанрам музыки хоровой. Песенное и хоровое начало составляют основу многих крупных сочинений Свиридова. Среди них такие известные и любимые, как “Поэма памяти Сергея Есенина”, “Патетическая оратория”, “Курские песни”, вошедшие в сокровищницу музыки нашего времени.

Свиридов - художник со своей оригинальной, неожиданно простой манерой. Композитор словно знает, что талант его предназначен для “простоты”. Он словно напоминает своим творчеством старую истину: вновь открытая мелодия будет всегда новой и самой естественной частицей выражения внутреннего мира. Как-то однажды он сказал, что художнику необходимо стремиться к простоте, ибо внутренний мир его всегда сложен. В этой простоте - своя новизна! Но новизна была и в другом.

Музыку Свиридова всегда интересно слушать. Не только потому, что Свиридов очень ярок мелодически. Есть в его музыке свой настрой, свое движение, естественное дыхание, свое индивидуальное ощущение фразы. Присутствует в ней и особый эмоциональный тон. Самый неискушенный слушатель воспримет красоту музыки Свиридова, а знающий музыкант несомненно найдет и оценит в ней новизну лада, открытия в области музыкальной формы или оркестровых звучаний.

Часто в музыке Свиридова оркестр почти “неподвижен” — как, например, в кантате “Снег идет” на слова Б.Пастернака. Во многих ее эпизодах ничто как бы не колеблется, господствует статика (“движущаяся статика”, как говорит сам композитор). По этому признаку узнают на слух музыку Свиридова.

Откуда все идет? Возможно, от музыки хоровой, которую Свиридов так любит. Именно для хора очень характерна, органична эта неподвижность. Введение “хоровой” фактуры в оркестр стало находкой Свиридова. Стиль композитора обрел дополнительные национальные краски, что-то от величавости и широты русского народного искусства.

Нетрудно уловить в музыке Свиридова настроения созерцания, даже, можно сказать, своеобразного любования тонкостями музыкальной простоты, которая от этого становится и емкой, и впечатляющей. Однако созерцание в его музыке не расслабляющее, а мобилизующее, оно спокойно, но далеко не пассивно. И в этом один из секретов его дарования, его мастерства. Часто музыке Свиридова просто не нужен быстрый темп, и композитор решительно от него отказывается.

Интересно проследить, как музыкальный стиль, эстетика Свиридова соприкасаются с творчеством русских поэтов — Есенина Блока, Маяковского. Соприкосновение с каждым принесло много открытий. К Есенину он подошел не только как к поэту интимному, камерному, но и прежде всего как к поэту большому! У Блока — очень близкого композитору — Свиридов усиливает мотивы гражданские, социальные, ломая существовавшую ранее тенденцию видеть в творчестве поэта только болезненную утонченность, смутные настроения... Свиридовское восприятие много шире. Он раскрывает в своей музыке огромную силу поэтических образов Блока. У Свиридова Блок в грустном значителен. Ибо, как известно, и в печали присутствует возвышенное, а в трагедии — красота. В свиридовском, поэтически ясном прочтении Блока нет никакого надрыва.

Свиридов не любит и никогда не любил музыки для одних знатоков. Он всегда придерживался той точки зрения, что музыка должна и способна по-настоящему захватывать людей. Даже его камерная инструментальная музыка — не для кабинетного слушания, не для узкого круга эстетов. Этот взгляд на музыку приблизил Свиридова к поэзии Маяковского. Маяковский импонировал композитору, увлек его именно своей широтой, своей открытостью, демократизмом. Публицистическая мощь, “общительность” поэзии Маяковского сомкнулись в той точке с эстетическими идеями Свиридова, где он проповедует искусство как великую этическую силу.

Если попробовать определить характер музыки Свиридова в двух словах, можно было бы сказать: светлая и возвышенная... Свиридов — противник искусства без вдохновения. Сухой академизм претит его натуре, он не признает музыки надуманной. Музыка, по его убеждению, должна быть “рождена”. Она должна рождаться как естественное и органичное художественное целое.

В критических высказываниях А.Блока (а Свиридов большой почитатель всего наследия поэта) есть мысль о том, что в “мировой гармонии” как бы заложены совершенные художественные образы, которые до поры до времени никому не известны, но они будут открыты силой таланта и станут достоянием всех. Для Свиридова такое открытие образов — самое главное в творчестве. И слух русского человека воспримет в его музыке что-то исконное, извечно существовавшее и вдруг возрожденное в первозданной свежести и новизне свиридовской чуткой деликатной рукой. Вспомните простую и проникновенную музыку Маленького триптиха или хоры к драме А.К.Толстого “Царь Федор Иоаннович” — произведение глубокого духовного содержания и отточенной формы. Вспомните, наконец, “Курские песни”, где прекрасные народные мелодии остались нетронутыми, но были возвышены немногими, но очень сильными, точными штрихами авторского слышания и восприятия.

Печать редкой взыскательности, выношенности идей и средств отмечает творчество Георгия Васильевича Свиридова. Он никогда не остановится на полдороге и будет продолжать работу, пока не исчезнет ощущение, что он может сделать ее совершеннее. Легкие пути не соблазняют его. Он служит лишь тому, что ему дорого.

В известном смысле, Свиридов — одержимый человек. Круг его художественных пристрастий и интересов достаточно широк, но резко очерчен. И в этих облюбованных им границах он одержимо ищет и творит. Он отрицает эксперимент ради эксперимента. Многое в искусстве он не приемлет или не любит. Что-то считает совершенно бесплодным. Но то, чему предан, становится надолго предметом его забот и исканий... Огромная ответственность перед творчеством! Огромная ответственность перед народом, слушателями-современниками! Многим хорошо известно, как не просто и не быстро идет он на публичное исполнение своих произведений...

Музыка Свиридова — малых и больших форм — всегда принимает на себя большие идеи. Для него вообще невозможно творчество вне больших идей. Вот почему для композитора Свиридова, в сущности, не существует “прикладной” музыки, хотя он очень много писал для театра и для кино (в частности, Свиридов нередко писал музыку для спектаклей ленинградских театров, многие из которых долго не сходили со сцены: например, героическая комедия Ф.Дюмануа и А.Деннери “Дон Сезар де Базан” в постановке Ленинградского драматического театра прошла многие сотни раз...).

В своей музыке для театра или кино Свиридов всегда ищет выражение, определяющее идеи постановки, дает эмоциональный ключ к спектаклям и кинофильмам. Так, музыка Свиридова к драме “Царь Федор Иоаннович”, поставленной на сцене Малого театра, тесно слитая с образами русской старины, просветленная, трепетная, возвышенно-трагическая, словно несет идею обреченности “слабодушного” царя, идею мучительных нравственных исканий русских людей в эпоху безвременья.

В популярной музыке к кинофильму “Время, вперед!” много замечательных, редких находок. Ее волевые мотивы и ритмы — ключ к воплощению целой эпохи. Музыка эта — не бытовая, ничем не напоминающая мелодии тех лет. Но как точно уловил композитор определенное состояние, определенный образ, отразивший героический пульс времени!

Отношение к искусству, к творчеству как к акту возвышенному, ритуальному делает каждое художественное высказывание Свиридова очень веским, значительным. Он всегда, в любом жанре находит возможность поставить перед собой высокие этические задачи.

Статья опубликована под заголовком “Георгий Свиридов” в журнале “Театр”, 1976, № 6 (Рубрика: “Портреты”)

Опубликовано в книге “Книга о Свиридове”, М., “Советский композитор”, 1983 (составитель А.А.Золотов)