РАДОСТЬ ОТКРЫТИЯ

МЕЧИСЛАВ ВАЙНБЕРГ

Преобладание русского симфонизма в ХХ веке, после смерти Малера, является неоспоримым фактом, притом, работающие в этом жанре советские композиторы развивали и продолжали идеи своих великих предшественников, которые доносили до слушателя ритм, пульс, нерв своей эпохи, на языке музыки освещали заметные страницы истории своего народа, старались воспитать чувства добрые и достойные. Прозвучавшая 25 января в Колонном зале “Севастопольская симфония” Бориса Чайковского явилась художественным откровением и доказательством неувядаемости традиции русского симфонизма. Автор непостижимым образом складывает множество эпизодов в законченное по форме построение, где все пропорции выверены.
Каждая тематическая ячейка этой одночастной симфонии сначала дана в статике, затем динамически видоизменяется, далее темы постепенно проникают друг в друга, и наступает слияние всего материала, выявляя небывалую по размаху цельность и единство общей концепции.
Симфония поражает оригинальностью оркестрового письма, красотой звуковой палитры, яркостью мелодического рисунка, благородной эмоциональностью, неожиданностью и вместе с тем естественностью контраста, ясностью и демократичностью подачи материала, живописностью образов, гражданственностью пафоса. Симфония достойна быть зачисленной в золотой фонд советской музыки.
Такое воодушевление зала, атмосфера праздника, единение публики и исполнителей, ощущение случившегося чуда искусства бывает нечасто. Кажется, что первопричина силы этой симфонии стара и вечна — талант, помноженный на труд, идею и глубинный профессионализм.
Даже если бы автор не назвал симфонию “Севастопольской”, мы бы услышали в ней то, о чем поведал сочинитель, настолько это им выстрадано и настолько это искренне. Красота и покой земли, дыханье моря, гомон птиц, война и потеря близких, протест против насилия, гордость величием своей страны, примирение с судьбой, вера в вечность своего народа. Все это зримо прослушивается.
Сочинение безусловно преемственно Великим традициям. Далекое от авангардной звукописи, оно высоко совершенно, ибо говорит о самом сокровенном — о жизни на земле. И вещает об этом наш современник, смело искавший в музыке свой путь и новые качества. Мастер, понимающий, что можно добиться собственного языка, не отказываясь от наследия.
Борис Чайковский — один из немногих, которому это удалось. О нем можно сказать словами поэта: “Поражен бывает свет его лица необщим выраженьем”.
Борис Чайковский не только в этой симфонии, но и в других великолепных работах находит свою интонацию. Его симфонии, концерты, квартеты, сонаты показывают, что нет отмирающих жанров, ибо в лаборатории, где царствует талант, любой жанр является в основном стимулом и толчком для фантазии, вдохновения, общения с людьми, реализации вынашиваемых или спонтанно возникающих идей. Любой жанр всегда поддается обновлению, автор никогда не эпатирует нас экстравагантными названиями, ибо не нуждается в такого рода инъекциях.
Дирижер В.И.Федосеев прекрасно раскрыл программную концепцию произведения: от своеобразной полифонии и тончайшей кантилены струнных до возвышенной кульминации, от филигранных узоров и перекличек деревянных до экспрессивно- взвинченных всплесков меди, от начального экспонирования нарочито разъятого тематического материала до его конечного многократного утверждения в заключении. Все это было сыграно естественно, как будто уже существует сложившаяся, эталонная традиция исполнения этой симфонии, а ведь мы были свидетелями первого исполнения!
Наблюдая за работой дирижера над премьерами других советских авторов, не перестаешь восхищаться, какой врожденной стилевой чуткостью и интуицией обладает этот мастер, как свое профессиональное дирижерское высочайшего класса умение подчинено основному: раскрытию смысла партитуры. <...>
Радостно сознавать, что создаются неподдельные произведения искусства, прокладывающие новые тропы в разветвленном пути мира музыки.

("Известия", 1981, 6 февр.)